Ош во власти страха
часть 1
Корреспондент Forbes побывал в разрушенном городе, поговорил с участниками конфликта и попытался разобраться в произошедшем
Власти Киргизии утверждают, что в Оше жизнь налаживается. Это вранье. Рано или поздно узбекские кварталы пойдут на прорыв блокады или их уничтожат
Все, что я написал из Бишкека, кажется мне теперь дурным сном. Я в Оше. Я был на многих войнах, но то, что я увидел здесь, сравнить не с чем.
Уровень разрушения немыслим. Оружие XXI века не самолеты и бомбы, а мужик с дубиной с гвоздями и ножом на конце. Узбекские кварталы не то что разрушены, а размолочены в труху. Нет живого квадратного сантиметра.
Сожжены школы, больницы, дома, даже одна мечеть. Все, абсолютно все. На все это страшно смотреть. У меня только одна ассоциация в голове — Ош похож на Хиросиму.
Если брать сегодняшний день, то ситуация такая. Узбеки сидят в своих забаррикадированных кварталах и не выходят оттуда ни под каким предлогом.
Народ дуреет, копит ненависть, зализывает раны, показывает журналистам ужасы и хоронит. В самом городе только киргизы, ничто не работает, нет никакой власти, периодически стреляют, много гражданских с автоматами, много людей в форме и постоянно прибывают киргизы со всей страны, что дает повод предположить, что худшее впереди. Вода и электричество есть. И все.
Русских не трогают. Вся война — это конфликт между киргизами и узбеками. В узбекских кварталах остались одни мужчины, всех женщин и детей они отправили в Узбекистан. Я был на границе. КПП — это вырытый лаз под забором. На той стороне два узбекских озлобленных солдата. Принимают только тяжело раненых. Остальные беженцы живут у границы, но людей там тысячи полторы. У них нет толком еды и медикаментов. Люди в страшном стрессе. Это граница. Нет никаких международных организаций. Вообще никого.
Был на кладбищах. В каждом узбекском квартале по 20-30 свежих могил, многие парные. Впервые в жизни увидел, как плачет могильщик. Т. е. по моим циничным подсчетам, в городе погибло человек 300-400. Не тысячи. Официальные сводки, а я брал интервью у главы УВД области, чуть более сотни погибших.
У узбеков оружия нет, не видел ни одного ствола. Киргизы вооружены по самое не балуй. Никаких бакиевцев нет и в помине. Это чистой воды этнический конфликт. Национальная рознь. Слухи о снайперах — сказка.
Самая главная проблема — это заложники. Вернее, люди, которые оказались в чужом этническом квартале. Надо отдать должное журналистам, которые выполняют несвойственные им функции, они под своими корочками вывозят узбеков из киргизских кварталов на глазах толпы. Спасают детей и женщин, которые пять-шесть дней живут в квартирах, ничего не едят и боятся всего. Таких людей 300-400. Их надо реально спасать. Или они умрут, или их убьют.
В узбекских кварталах до сих пор можно увидеть скелеты сгоревших людей. После комендантского часа (6 вечера) в городе становится по-настоящему страшно. По улицам бродит множество непонятных людей с оружием, среди которых нередко попадаются и пьяные с автоматами, постоянно слышны выстрелы.
Гуманитарка. Ее много, Россия в день поставляет три борта. Но! Она вся распределяется киргизами. Т. е. до узбеков в их гетто доходит лишь малая часть. Это надо менять. Могу отдельно сказать, что реально работает лишь «Красный полумесяц». Люди ездят по селам и раздают еду.
Другая проблема — блокпосты. На них местные ополченцы, озлобленная агрессивная молодежь в масках. Наставляют на людей стволы и ведут себя нагло. Узбеков хватают и увозят в неизвестном направлении. Люди пропадают. Если нет документов, сразу хватают и увозят. О расстрелах пока не слышно.
В узбекских гетто есть граждане России, которые не могут ни выехать, не выйти. Им страшно. В то же самое время на моих глазах из консульства России эвакуировали соотечественников. МЧС России работает, хотя нас, журналистов, они вывезти отказались.
Меня очень удивляет отсутствие международных организаций в Оше, кроме того же «Красного полумесяца».
В целом люди пока еще в шоке от произошедшего. Никто не знает, что делать. Узбеки сидят в своих гетто, киргизы прибывают и вооружаются. Баррикады поражают масштабами, как и количеством выбоин от пуль и снарядов. Много молоковозов, сожженных машин, поваленных деревьев. Над городом летают вертолеты и сбрасывают листовки с призывами к миру. От вертолетов люди в страхе жмутся к стенам, ожидая залп. В городе полное безвластие, но армия и милиция пытаются взять власть в руки.
По моим ощущениям, скоро полыхнет по новой.
Людей с оружием все больше, и с каждым днем они становятся более нервными и озлобленными.
Все просят помощи от России, умоляют ввести солдат и дать узбекам шанс на передвижения, еду и жизнь.
На самом деле творится полный кошмар. На рынке, проезжая мимо, я чуть не словил пулю, но через два часа вдруг видел по телевизору Киргизии, что оказывается, по их мнению, в Оше жизнь налаживается и люди спокойно гуляют по улицам. Это полный бред и вранье. Людей мало, запах гари и копоти стоит над землей, рано или поздно узбекские кварталы пойдут на прорыв блокады или их уничтожат. Терять узбекам нечего.
Сейчас власти пытаются укрепить тенденцию, сделав вид, что все закончилось. Это не так. Пока это просто пауза и накопление ненависти. Что будет дальше, никто не знает.
Ночью в забаррикадированном узбекском квартале (в махале) под пение муэдзина мы слушали, как дантист-татарин рассказывал, что зубная боль и профессия дантиста вне политики и национальности, как к нему приходят в один и тот же кабинет враждующие между собой лидеры различных движений и лечатся. Вроде все как люди.
Проходит пару часов, не спится перед вылетом на юг Киргизии. Раздается звонок моего мобильного.
Звонит знакомая из Москвы и рассказывает, что нашему проводнику по селам вокруг Оша отрезали голову. Отдаю трубку товарищу Аркадию, с которым мы полетели сюда, он слушает подробности. Мыслей на тот момент никаких нет. Позже гибель проводника, сотрудника МВД, и его водителя подтвердят в Оше.
В Бишкеке нам пришлось давать взятку, чтобы вылететь в Ош. Уехать мы не могли, конвои ушли, а часть колонн на Джелал-Абада просто отменили из-за обстрелов дороги. В аэропорту за 20 минут до вылета для нас разыграли целое представление, что билетов нет, а нашу броню продали. Хотя бланки без имен лежали прямо под носом. Закупленную нами гуманитарку (две упаковки обычной воды в хлюпких целлофановых пакетах), тушенку и сигареты отказались принимать в ручную кладь, хотя нехитрая поклажа могла рассыпаться в багажном отсеке. «Для вас же везем!» — не возымело эффекта. Русская девушка, летевшая в Ош к родне наверняка с похожим грузом, была вынуждена переплачивать за перевес, хотя мы дали добро на перерегистрацию веса на нас. Девушка кричала, чуть не сорвалась на слезы, но выдержала. Люди на таможне были непреклонны. То же было и на обратном пути, когда снова за взятку нам нашлось одно место вместо двух на улетающий борт. Мера была вынужденной. Цена за обратный билет в Москву выросла до $600, а проходящие мимо нас служащие МЧС не захотели взять нас на свой борт домой (хотя, надо отдать должное, один из них, самый молодой, некоторое время уламывал старшего взять журналистов).
Аэропорт. Виссарион Алексеевич
Через час после вылета из Бишкека на юг мы встречаем коменданта аэропорта города Ош Виссариона Алексеевича Кима. Считаю, что необходимо ходатайствовать о представлении Виссариона Алексеевича Кима к награде. Посреди хаоса эвакуации, бегающих людей, вооруженных дробовиками и автоматами мутных личностей, моющихся в туалетных раковинах озлобленных и отчаявшихся беженцев он четко, рублено отдает приказ за приказом, спокойно и уверенно руководит людьми, умудряясь выкроить минуту и дать нам свой телефон и ответить на вопросы мигом скопившихся вокруг него людей. На моих глазах он организовывает выделение драгоценной воды и хлеба для туркменских студентов, которые уже много суток безвылазно сидят в аэропорту. Туркменского борта пока за ними так и нет. В это же самое время своих граждан эвакуирует Турция, параллельно на борт российского МЧС оперативно запускают женщин и детей. Приказания коменданта беспрекословно исполняют два-три человека из охраны аэропорта. Прибывают новые автобусы с беженцами. Я смотрю в глаза коменданту и вижу, что он смертельно устал, что, скорее всего, не спал несколько суток, слышу, что он уже охрип, но вижу и то, что он делает свою работу. Его ведомство работает, спасает людей без оглядки на национальность. Работает созданная им команда по разгрузке гуманитарки. Виссарион Алексеевич просит командира самолета взять на борт больше женщин. Тот, извиняясь, отвечает, что уже перегруз и опасно лететь.
По решению коменданта на уходящие в следующие дни борта сажают и российских журналистов. Только благодаря ему мы с Аркадием в итоге чудом улетим из Оша дипломатическим бортом ООН, но об этом позже. Сейчас мы ждем машину, которая должна прийти за нами от начальника УВД Ошской области Омурбека Суваналиева. Пока ждем, я рассматриваю слоняющихся и сидящих на БТР солдат и каких-то ополченцев. Если солдаты на БТР похожи на армию, то остальные одеты и вооружены кто во что горазд. Держат оружие в руках нагло и в то же время пугливо. У всех палец на скобе. Люди в тренировочных штанах и в шлепанцах волочат за дуло автоматы. Мужик, полностью одетый в бундесверовский камуфляж, не может закрепить на голове шлем и дергано направляет на людей автомат. Все выглядит сюрреалистично. Запах гари чувствуется даже здесь, в аэропорту. Сотня вооруженных людей и человек 500 беженцев напоминают кочевое становье в поле.
Ош
Вскоре подъезжает наша машина, милицейская «буханка». Мы запрыгиваем в «обезьянник» сзади за решетку и так и едем в Ош. При въезде в город автоматчики выставили стволы в окна. Вижу первые следы и масштабы разрушения. Начинаю понимать, что это только начало того, что предстоит увидеть. Милиционерам раздаем воду и задаем вопросы, завязываем беседу. Они рассказывают свою версию случившегося. Вообще надо сказать, что вода и сигареты — лучший бакшиш на войне. В эту поездку они для нас много сделали и разговорили многих людей.
Знакомимся с Омурбеком Суваналиевым в его кабинете. Он дает первое толковое, внятное интервью и обрисовывает общую ситуацию. Семь погибших сотрудников, под сотню тел в моргах. Прошлой ночью был минометный обстрел. По ночам стреляют. В городе с Омурбеком работает приехавшая по его просьбе киргизская «Альфа» (на тот момент «Альфа» была в городе всего четыре дня). Относительное затишье, наступившее на юге, я думаю, можно связать с личностью Омурбека. Он пытается хоть как-то навести порядок своими малыми силами.
Он же рассказал о ситуации в узбекских махалях, что власти не могут туда зайти. Неясно, будет ошибкой или нет начать разбирать баррикады у входов в махали, на мой взгляд, через два дня в зоне конфликта это будет преждевременно. Процесс стоит, люди ошарашены и испуганы произошедшим и не готовы начинать переговоры. Любой заход в махали властных структур может спровоцировать новые жертвы.
Чуть позже станет ясно, что власти как таковой в городе все же пока нет, несмотря на обилие прибывающих военных. По домам сидит много людей, оказавшихся заложниками ситуации. По данным Омурбека, таких несколько сотен и одна из важнейших задач — вытащить таких людей. Чуть позже мы увидим их сами, киргизов и русских, которые не выдали погромщикам своих соседей-узбеков.
Тут же просим вытащить одного узбека из киргизского квартала. Он просит у моего друга Аркадия, журналиста, о помощи по телефону еще с утра. Омурбек, надо отдать должное, тут же отдает приказ выделить нам машину и группу спецназа. По лицам солдат видно, что грядущая операция не очень-то им и нравится. Командир группы объясняет, что вывозить узбеков им трудно, так как сами местные киргизы недовольны таким спасением их из кварталов и можно вполне попасть под раздачу своих же единокровных. Другая большая проблема — как и кому отдавать спасенных. Никакой процедуры нет, каждый раз это рискованная импровизация.